Archiv der Kategorie: Стихотворения: ОТ И ДО

Vitaliy Tshelyshev

image_pdfimage_print

МОЙ ПОЕЗД

«Техническая остановка, – сказала проводница Рая. – Стоим три минуты. Клозет не закрываю». Решаю спрыгнуть, чтобы покурить. Но пачка «Camel’а», увы, совсем пустая. Одну затяжку! Только пригубить! Ну? Сто шагов! И без экипировки! Дышу прерывчато. Скорей! Успеть к ларьку! Старею, но бегу довольно ловко. А из ларька доносится: «Ку-ку! Держи свой «Camel»! Мне ль тебя не знать? Тобой одним измята вся кровать. Вон, видишь, куртка сохнет на верёвке. Давеча дождик лил, и ты промок. Совсем продрог. Но тёплый вечерок, да и моя, без скромности, сноровка тебя согрели. Ты куда опять?»… «Мой поезд! Поезд!» «Он придёт опять. Все двери на ключи давно закрыты. Садись. Кури. Ты любишь наблюдать, как мимо жизнь струится деловито». «Там вяленая курица! И кейс! И ноутбук! Лекарство от гастрита! И паспорт! Деньги! Как мне без всего?» … «Ну, ничего, дружочек, ничего. Вот этот кейс? Вот этот ноутбук? Вот эти деньги? Всё в окно швырнули. Ты подобрал. А после мы уснули. Ты ночью встал – и курицу сожрал. Но, правда, ногу для меня оставил. А на работу ты e-mail отправил». «О чём e-mail?!» «О том, что ты устал. И всех куда-то далеко послал. И всех ославил, чем себя прославил. Ты каждый день выходишь покурить – и остаёшься на века со мною, и с красотою этою степною, с желанием смотреть и говорить». «И сколько так?» «Да сто веков, поди. И столько же, надеюсь, впереди» «Но разве были прежде поезда?» «Ты скажешь: нет. А я отвечу: да».
И я присел на лавку под навес. Вокруг ковыль. На горизонте – лес. Железная дорога в никуда: из точки «Нет» – до самой точки «Да». И поезд мой вокруг Земли ползёт. За окнами тусуется народ. Здесь джунгли спят. А там – наоборот: загул идёт в вагоне-ресторане. Тут санитарка прилагает к ране кусочек подорожного листа. Повсюду жизнь какая-то не та. Стрельба и песнопенья на Майдане. Богатыри резвятся топорами. И сыплет кровь из окон, словно пыль. И маками покрылся мой ковыль. Вот девочка, бледнее, чем Луна, стоит у отворённого окна: её унёс журавлик-оригами. Не спит вагон-бордель, там крик и стон! И череда десятков поколений, уставши от трудов или от лени, ныряет в долгий сексуальный сон. А следом катит золотой вагон: как будто пуст. Но зол и страшен он. И бронепоезд. И ракетодром. И в книксенах весь царствующий дом.
Смотри! Смотри! Летит пожар и дым. А на открытой всем ветрам платформе играют музыканты в униформе, полковник – дирижёр сегодня им. Поэтов мудрых тридцать три ряда кричат то «Никогда!», то «Навсегда!». Смотри! Смотри! Вон едет твой вагон! Ты спрыгиваешь ловко на платформу. С тобою музыканты в униформе. Вагон-бордель. За ним – вагон-кабак. Цари, поэты, армии костяк (под краковяк, кадриль или гопак): устали от атак и контратак. Все спрыгнули? Но что-то здесь не так. Вот проводница Рая прёт в охапке свои слегка поношенные тапки, твой ноутбук, и с курицей пакет, и кейс, где документы и билет, и всю другую собственность твою, у вечности отбитую в бою.
Старик покинул золотой вагон. Умолкли крики, музыка и топот. Умолкла тишина. Умолк и ропот. А дирижёр поправил свой погон. И мир затих, как кролик перед коброй. Он безобидный. Он, конечно, добрый. Мир ожидал, что скажет людям он. Тогда раздался тихий-тихий шёпот: «Здесь будет новый город заложён – для боевых мужей и добрых жён». И мир взорвался криками «Ура!». Кивнула киоскёрша: «Нам пора»… Мы медленно взобрались в наш вагон. И в тот же миг поехал дальше он: от точки «Нет» – до дальней точки «Да», от «Никогда» – до пункта «Навсегда». Так в океан сливается вода. Туда идут все наши поезда. Поля, леса, что тихими слывут, то замирают, то опять живут, в любви или в страдании ревут, бегут, летают, роют и плывут. И бесконечна эта круговерть. «Как звать тебя, подруга?» «Просто Смерть. Ну, что же ты! За поручень держись! По метрике меня назвали Жизнь»…

© Вит. Чел 16.05.2014

«Бəли!»

********
Наш вертолёт попал под снегопад, и лопасти его обледенели. Мы опустились прямо у реки. Точнее – у иссохшего такыра. Здесь ни снежинки нет, ни ветерка. Жара. Шагаю вниз, в Амударью, бреду вперёд по каменному руслу. Из трещин кое-где трава торчит, коснёшься – пыль сухая на ладонях. Я карту помню. Километрах в трёх, на глубине, в окаменевшей линзе, навек уснула пресная вода. А дальше – больше. Только никогда её река не высосет обратно. Окончен пир. Иссох наземный мир – не слишком ровный и неаккуратный. Мираж качнулся: будто белый конь по хлопковому полю к горизонту промчался в небо и исчез вдали. Увы, я не художник, не Дали. Нарисовать такого не сумею. Подумаешь! Промчался белый конь! Но вот другое: детская ладонь пошевелила пальцами в такыре. Мираж? О нет. Коснулся я её. Нездешний холод под жаровней неба. Она меня за палец ухватила – и держит, молит, вызывает дрожь. Я вынул из кармана шведский нож и окопал такыр вокруг ладошки. И вглубь. И вширь. Отряхиваю крошки. И вот – миниатюрна и бледна – она, русалка. Точно ведь… Она! Я флягу протянул. Она припала – и осушила вмиг её до дна. Ещё? А нету. Только в вертолёте. И там чуток. Куда ж тебя девать? В солёных водах вы ведь не живёте? Живёте? Ну, придётся подождать…
Наш путь лежит к кладбИщу кораблей. Мальчишки вертолёт давно встречают. Руками машут, прыгают, визжат. Нас чай давно остывший ожидает. В тени остовов старых возлежат верблюды. Чай несут на блюде – глава района, стильная мадам (преподаёт английский в местной школе, она иняз окончила в Москве, переводить приехала главе американцев, что за рейд наш платят): она стоит в своём прекрасном платье; как флаг оно трепещет на ветру. Я руку – в куртку, чай русалке дам и губы ей подкладкою утру. А мимо нас, уже в который раз, какой-то сумасшедший в зимней шапке идёт-бредёт, ни валко и ни шатко, метёт песок метлою в никуда. Всё так и было! Правда, господа! Лишь телеоператор пишет нас, поводит объектив к рыбозаводу. Откуда рыба, раз уходят воды? А рыба из Азова. Точно? Да! Всё так и было! Правда, господа!
А Миша Метцель (лучший фотокор!) ребят у ржавых шёлкает посудин. «А ну, ребята! Кто из вас кем будет? Вы говорите! Нужен разговор!» … «А мы на поезда служить пойдём. Проводниками. Или кем придётся. Уехать чтоб. Никто и не вернётся. Куда здесь возвращаться? Где здесь дом?».
…Пилот к Аралу не хотел лететь. «Уж вечереет. Там бывают топи. Не к вечеру будь сказано, утопнем, Никто не будет в топях нас смотреть». «Ты прыгнешь с высоты?» – шепнул я ей. Она кивнула. Мы включили ветер. Трава прижалась к телесам Земли. Верблюды заревели нам навстречу. Безумный дворник весь в своей пыли. Мальчишки громче всех визжат на свете. Глава района – памятник себе. И женщина, прекрасна, не спесива, стоит, покорна собственной судьбе, и платье развевается красиво.
Над зеленью Аральского пятна я ей шепнул: «Как звать тебя?» «ФалЯра». «Лети, ФалЯра! Выживи вдали!» И эхо мне ответило: «Бəли!»
============================
*«бəли!» по-каракалпакски «спасибо».